Неприкаянные

[aleksalec]

Название: Неприкаянные
Автор: gaelicspirit
Переводчик: Alrami
Оригинал: Wayward Ones
Разрешение на перевод: получено
Рейтинг: R
Размер: миди
Жанр: hurt/comfort, ангст, драма, мистика, экшен
Саммари: У них было немного безопасных гаваней; у них было немного друзей. Пастор Джим был и тем, и другим. Посмотрите, как жизнь и смерть одного человека повлияли на семью Винчестеров.
Примечание: фанфик "Не слышу зла" в переводе la_Distance можно прочитать здесь - la-distance.diary.ru/p196214976.htm

Пока они борются за существование,
Мы игнорируем их боль и восстаём против них.
Разорвите же этот порочный круг!

"Wayward Ones," by Alter Bridge

Так случается, что мы не видим многого в тех, кого, казалось бы, знаем до последней косточки.
Я всю жизнь наблюдал за ним. Смотрел, слушал, впитывал… Но не смог увидеть глубокую трещину в его душе, которая превратилась в разлом. Хотя обязан был почувствовать!
Но у жизни нет зеркал заднего вида. И если мы оглядываемся в стремлении разглядеть упущенное и как-то исправить, то чаще всего просто превращаемся в соляной столб.
И всё равно я должен попытаться.
_______________________________________________

Дин

Сальвейшен, Айова, 2005 год

Рядом молчит Сэм.
Я знаю, чем заняты его мысли – предвестниками, о которых рассказал папа. Знаки появлялись в Лоуренсе за неделю до гибели мамы. Потом должны были возникнуть в Пало-Альто. Он пытается вспомнить бурю или новости о необычном поведении животных… Что угодно.
— Хватит, а? – сипло говорю я. Шея словно сдавлена шершавой верёвкой.
Я так долго мечтал о возвращении отца, о том, чтобы мы опять были все вместе. Но, чёрт побери, с того момента, как папа постучал в окно хижины Элкинса, я не могу избавиться от кома в горле.
— Сэмми, да ладно тебе, – произношу негромко, ровно, успокаивающе.
Сэм не отвечает. Краем глаза я вижу, что он глядит перед собой на дорогу, на скулах ходят желваки.
— Чувак…
Ни звука.
Ладно, хочу воскликнуть я. Ладно, ты собираешься взвалить на плечи весь земной шар? Собираешься нести крест вины за всё происходящее? Отлично, валяй!
Но желание облегчить боль братишки, а не выплеснуть свою оказывается сильнее.
— Ты же не мог знать…
— Он был должен предупредить, – в еле слышном голосе Сэма ясно звучит громкое негодование.
— Как? В то время вы ещё не были друзьями по переписке.
— Он был должен найти способ.
Я бросаю внимательный взгляд на него. Сказать бы тебе, ботаник…
— А ты вообще прислушался бы?
Сэм смотрит на меня полными слёз глазами и отворачивается, чтобы снова уставиться на задний борт отцовского пикапа.
Мы мчимся к Салвейшен по просёлочной дороге, вздымая красно-рыжие вихри мокрых листьев. Погода ухудшается, но в «импале» нам тепло и уютно. Мы вместе.
Эх, если бы папа был с нами…

Отец, словно прочитав мои мысли, тормозит на обочине. Что-то не так.
Я останавливаю «импалу» позади грузовичка, вылезаю под моросящий дождь. Папа резко хлопает дверцей, и я вздрагиваю от неприятного предчувствия.
— Проклятье! – почти кричит отец, лицо багровое от гнева. – Ублюдок! Тварь!
Я кидаюсь к нему. Сэм тоже выскакивает наружу.
— Что случилось?
— Только что позвонил Калеб, – сквозь зубы произносит отец; чёрные глаза сверкают от еле сдерживаемой ярости.
Я понимаю, что новости хуже некуда. Неужели беда с Калебом?! С раннего детства знаю взрывного бритоголового парня, больше похожего на игрока в американский футбол, чем на охотника.
— С ним всё в порядке, – отвечает отец на невысказанный вопрос. И после паузы с трудом выговаривает: – Джим Мёрфи убит.

Немой вопль бьётся во мне. Чёртов комок, застрявший в гортани, не даёт ему вырваться изнутри.
— Пастор Джим? – переспрашивает Сэм позади; голос тонкий от потрясения и неверия. Отец кивает, упорно глядя на меня. – Как же так?!
Он отвечает не столько Сэму, сколько мне:
— Ему перерезали горло.

Джим Мёрфи убит.
Я пытаюсь понять, что значат эти слова. Пытаюсь втянуть хоть глоток воздуха.
— В доме найдены следы серы, – деревянно говорит отец.
И до меня доходит:
— Тот самый демон?
Мокрый асфальт, покрытый пёстрыми листьями, уплывает из-под ног. Тяжёлое серое небо, похожее на каменное, угрожающе нависает над головой.
— Не знаю… – Папа засовывает руки в карманы пальто, зябко вздёргивая плечи. – Возможно, Джим сам где-то оступился… А если демон тот, он знает, что мы всё ближе.
Его сжигает желание покончить с тварью здесь и сейчас. Я физически ощущаю эту жажду.
— Что будем делать?
Я знаю ответ, но хочу услышать его от папы. Мне нужна опора в виде твёрдого командирского приказа.
— Действуем очень быстро, каждая секунда на счету. В округе две больницы и медицинский центр. Разделяемся. Мне нужен список младенцев, которым на следующей неделе исполнится шесть месяцев.
Всё в стиле Джона Винчестера: Давай, давай, давай, солдат, двигайся! Смотри в оба. Знай пути отступления. Найди причину, найди решение. Делай дело!
— Сэр! – Сэм не был бы Сэмом, если бы не возник. – Как мы найдём нужного среди кучи детей?
Папа не был бы папой, если бы не поставил его на место:
— Проверим каждого. У тебя есть идеи получше?
Джим Мёрфи убит.
Боже, хоть бы они не начали выяснять отношения именно сейчас!..
— Никак нет, – к счастью, Сэм отступает.

Папа отворачивается, делает несколько шагов к своему грузовичку. И я направляюсь к «импале». Но ловлю себя на том, что не слышу, как открывается дверца пикапа.
Оборачиваюсь и вижу: папа горбится и сгибается всё сильнее, цепляясь за борт.
Я бросаюсь к нему, хватаю за плечи.
— Я не могу… – отец смотрит на меня потерянно и беспомощно, словно заблудившийся ребёнок на взрослого. – Это же Джим…
К перехваченному горлу добавляется острая колющая боль в сердце – я никогда не видел отца таким. И сам ничего не могу – ни принять смерть Джима, ни утешить папу. Оглядываюсь на ошеломлённого Сэма – и ему я не могу сказать «Всё будет хорошо».
Джим Мёрфи убит. Скала трезвомыслия, о которую неуёмный Джон Винчестер разбивался то и дело. Опора, на которую мы полагались в детстве. Охотник, который защищал нечто большее, чем наши жизни. Священник, впустивший нас в свой дом и в свою душу.

Не знаю, что читает папа на моём лице, но растерянность исчезает из его взгляда, черты приобретают обычную жёсткость, морщины у рта становятся глубже.
— Я прибью адскую тварь. Мне всё равно, чего это будет стоить.
Мы выходим на последний бой. Мы потеряли маму, Джессику, теперь пастора Джима, мы не позволим забрать кого-либо ещё. И я мечтаю стоять рядом с отцом, когда он прикончит демона.

Мы расходимся по машинам.
Взволнованный Сэм и я одновременно садимся в «импалу» и захлопываем дверцы. Я выезжаю на дорогу вслед за чёрным пикапом.
— Дин?
Сэму не терпится поговорить, но я не расположен. На фоне рябого от листьев асфальта перед глазами всплывает суровое лицо священника.
Джим Мёрфи убит.
В моей реальности есть люди, до которых твари не могут дотянуться, люди, которые могут выпутаться из любой ситуации, они везучие и семижильные. Как папа. Как Джим…

— Ты в порядке?
Сэм смотрит на меня с нескрываемой тревогой.
— В полном, – отвечаю я. В салоне холодно, очень холодно, до озноба. – А что?
— Выглядишь ты… – Сэм, запнувшись, глядит на задние фонари грузовика. – Ладно, забудь.
Джим Мёрфи убит.
Нет, этот ком в горле меня когда-нибудь придушит… Он мешает сглотнуть влагу, и та кипит под веками, течёт по щекам.
— Дин…
Я молчу.
Я боюсь того, что могу сказать.
— Уже не припомню, когда мы виделись в последний раз.
Я автоматически следую за красными огнями пикапа к мотелю, который на ближайшее время станет нашим домом и оперативной базой. Но мысли заняты совсем другим.
Я помню, когда в последний раз видел Джима Мёрфи. Никогда не забуду то время – Джим спас не только меня, он спас для меня весь огромный и прекрасный мир.

* * *

Ред-Лейк-Фолс, Миннесота, 2004 год

Я прижимаюсь спиной к заиндевелому стволу и выдыхаю облачко пара.
Идиотская, предельно тупая затея.
Но останавливаться уже слишком поздно. Оборотень взял мой след – ни убежать, ни спрятаться, только вступить в бой и убить врага. Если выживу, ни за какие сокровища больше не войду в залитую кровью комнату, чтобы увидеть труп девушки с разодранной грудью и вырванным сердцем.

Облизнув сухие губы, я машинально бросаю взгляд вправо – «осторожнее, Сэмми». Чёрт, опять забыл – Сэма там нет, он давным давно уехал и не собирается возвращаться. Он даже не позвонил ни разу. Я ему не нужен. Так почему я до сих пор тоскую по нему?

Тяжёлое дыхание и сопение оборотня, шаркающего лапами по мёрзлой земле, заставляет подобраться и избавиться от посторонних мыслей. Нельзя расслабляться и поддаваться чувствам, если я хочу пережить эту охоту.
Я бесшумно перемещаюсь за дерево. Повисает мёртвая тишина: ни птичьего вскрика, ни звериного зова, даже ветер перестал стучать стылыми ветвями.
Чудовище совсем рядом.
Ну же, давай, тварь!

Я резко оборачиваюсь, и дуло пистолета упирается в спутанную шерсть грудной клетки оборотня.
Папа рассказывал о разных видах волколаков. Судя по жестокости нападений, я догадывался, что увижу зверя, а не человекообразное существо. Но знать и столкнуться нос к носу – две большие разницы.
Оборотень удивлённо рявкает, обдавая меня невыносимо вонючим дыханием. В длинных грязных зубах гниют кусочки плоти.
Я стреляю, но монстр на долю мгновения расторопнее – он бьёт меня наотмашь когтистой лапой. Я успеваю отпрянуть и промазываю, пуля попадает в плечо.
От второго натиска меня спасает лёд под каблуком. Поскользнувшись, я падаю навзничь, когти только полосуют рукав куртки.
Я всаживаю в оборотня все семь пуль. Попадаю куда угодно – он вопит всякий раз, – но только не в сердце. Мне удаётся отогнать его, но он нападает с такой стремительной яростью, что я не успеваю даже вытащить запасной магазин.

Монстр прижимает меня к земле. Я не могу вздохнуть – кажется, рёбра согнулись, а лёгкие слиплись под весом огромной туши.
Я не могу проиграть. Иначе меня ждёт не просто небытие, а бесконечное мучительное безумие. И невысыхающая кровь невинных на руках… на лапах.
Наверное, ужас на миг превращает меня в зверя, потому что я перекатываюсь вместе с чудовищем и, оседлав его, выхватываю охотничий нож.

Ты жаждал свободы, Сэмми? Ты её получил. Живи сам по себе. А у меня есть долг.

Я умудряюсь обездвижить одну переднюю лапу, придавив её ногой, и вкладываю в удар ножом всю боль и злость.
Но серебряный клинок не достигает цели – сердца. Мало того, что волколак отбивает атаку, он рвётся к моему горлу. Острые, как иглы, зубы царапают кожу. Слюна капает на воротник рубашки с шипением, словно кислота.
Я с силой отпихиваю чудовище от себя, одновременно отталкиваюсь от него, скользя по ледяной земле.

Оборотень поднимается на задние лапы; он кажется ещё огромнее от того, что я смотрю на него снизу вверх.
Поиграем, сукин сын?

Сэм бросает меня, даже не звонит, живёт своей жизнью и становится реальным чуваком. Отец бросает меня, решает свои задачи, побеждает демонов и становится настоящим героем. А что остаётся мне? Ждать, когда они соизволят вернуться и заключить в объятия?

— Да пошло оно к чертям! – выдыхаю я и бросаюсь на чудовище, будто футбольный защитник – пригнувшись и плечом вперёд. Я сваливаю монстра на землю, и громадные когти огненными лезвиями вспарывают мне бок. Кипящая лава хлынула по жилам и быстро остыла, наполнив кости колючей ледяной болью.
Я кричу от ярости и страдания, вонзаю нож в шею, в плечо, в грудь твари. Монстр вторит мне таким же рёвом.
Я поворачиваюсь, чтобы отсечь когти, вцепившиеся в мой бок. Оборотень отдёргивает лапу. Я падаю на спину, дрожа, задыхаясь и всхлипывая.
Чудовище уползает подальше, волоча раненную конечность и подвывая. Он не может напасть или скрыться – в нём слишком много серебра. Но всё же недостаточно для смерти.
— Сейчас добавлю… – бормочу я, непослушной рукой лезу в карман куртки и втискиваю магазин в рукоять.
Хватает двух пуль в сердце. Вой обрывается, и тварь замирает на окровавленной мёрзлой земле.

Несколько минут я просто сижу и просто дышу, ни на что большее сил уже нет.
Мороз проникает в тело через воздух и почву, смешиваясь со льдом в моих костях. Становится невыносимо холодно. И я окончательно прихожу в себя.
Жжёт только раненный бок. Когда я осторожно прикасаюсь к нему, рука вымокает в крови. С трудом изгибаюсь, чтобы увидеть, насколько серьёзно повреждение, и натыкаюсь на застрявший коготь.
— Ну вот, – говорю я, не слыша слабого голоса, – лишние шрамы прибавились…

Высоко надо мной раздаётся пронзительный крик ястреба и словно подаёт сигнал отбоя. Лес медленно наполняется обыденными звуками.
Я хочу домой. В «импалу», в лачугу, снятую папой. Хочу, чтобы папа отругал меня на чём свет стоит за охоту в одиночку. Хочу подразнить Сэма за испуг, когда появлюсь в крови – своей и чужой…
Но сначала нужно сжечь тело.

С трудом поднявшись на ноги, я чувствую на шее кроме боли от ожогов странное ощущение – будто тонкая ветка скользнула.
Я уже двигаюсь к монстру, которого смерть снова обратила в человека, когда понимаю, откуда взялось прикосновение.
Мой амулет сорвался.
В тревоге я оглядываюсь по сторонам и вижу короткий золотой взблеск в остывающей багровой лужице.
Наклоняюсь за амулетом и, не выдержав нахлынувшей слабости, валюсь на колени. Узел по-прежнему крепко завязан, но сам шнурок разорван.
Я пробую скрепить края, но кожа тает под мокрыми от крови пальцами. Так же, как воротник рубашки и футболка превратились в лохмотья там, где на них попала слюна твари.

Никак не могу отдышаться.
Амулет – это всё, что осталось у меня от Сэма. Я должен сохранить его.
Я встаю, пошатываясь, зажимая раны ладонью. Оглядываюсь на существо, причинившее столько горя – теперь-то оно совершенно безобидно, несчастный обыватель, зверски убитый неизвестным злодеем… Ну и достанется же мне от папы, когда он узнает, что тело не уничтожено.

Я засовываю пистолет за ремень, вкладываю клинок в ножны и стискиваю в кулаке амулет.
Мне нужна серьёзная помощь. Сам я ни за что из кошмарной передряги не выпутаюсь – похоже, яд уже отравляет меня, морозит и трясёт ознобом.
В лесу быстро наступают сумерки. Я бреду, спотыкаясь о каждую кочку, о ветку, даже о воздух… И не подозревал, что охота на оборотня заведёт меня так глубоко в чащу.

«Импала» стоит возле дома последних жертв. Добравшись до машины, я со стоном валюсь на капот, восстанавливая дыхание и осматриваясь. Потом, опираясь на холодный металл Детки, доползаю до дверцы и сажусь за руль. Всё сиденье будет в крови… «Вот чёрт…» – сил нет даже на ругательство.
До нашей хижины слишком далеко, и вряд ли папа уже вернулся. Было только одно место поблизости, где меня примут в любом виде, зашьют раны и не дадут обернуться в чудовище.

Я вцепляюсь в руль Детки, как в ладонь друга, протянутую утопающему. Мы медленно трогаемся.
Мне по-прежнему очень холодно; от озноба постукивают зубы, пот заливает глаза, но я не могу оторвать левую руку от кровоточащего бока.
Я усиленно моргаю, стараясь согнать пелену.
Знаю, что должен остановиться, что вести машину в таком состоянии – верное убийство или самоубийство. Но я должен добраться!..

Я опускаю окно, хотя мне и без того невыносимо холодно. Вечерний ветер бьёт в лицо, и в голове чуть проясняется.
Я стараюсь держать машину как можно ровнее, выглядываю знакомый дорожный знак, как сигнал спасения. Хоть бы успеть…

Я хотел, чтобы он ушёл – напоминаю себе. Потому, что ему это было нужно. Что значили мои чувства по сравнению с тем, о чём мечтал Сэм… Он никогда не узнает, как долго я боролся с отцом, пока тот не разрешил уехать. И папа не узнает, как я езжу в Калифорнию, чтобы тайком приглядеть за мелким. Каким-то образом я выживаю без брата. Подумаешь, ещё одна не очень удачная охота.

У меня вырывается стон разочарования при виде тёмного дома. Нет необходимости выходить из машины, чтобы убедиться – там никого нет.
Я с трудом соображаю, куда следовать дальше; есть ещё одно место, где его можно найти, но хватит ли меня на полмили?

Хватило. Я даже умудряюсь зарулить на подъездную дорогу и увидеть освещённую часовню. И на время отключаюсь.
Потом вылезаю из машины, плохо осознавая, на каком я свете, плетусь по дорожке и молю об одном – чтобы он был здесь. Пожалуйста, пожалуйста…

Дверь в часовню из резного дуба и очень тяжёлая – для сегодняшнего меня. Я наваливаюсь всем телом, и она неожиданно распахивается, гулко ударяясь о стену. Грохот разносится по всей деревянной церквушке.
В глазах темнеет, сквозь звон в ушах я слышу знакомый голос:
— Дин?! Что с тобой?
Он подхватывает меня под мышки и ведёт туда, где можно сесть – в молельный зал.
— Ты весь в крови! Где Джон?
— Папа на охоте… – бормочу я. – Помогите, Джим…

Мёрфи сноровисто осматривает меня. Сначала я ощущаю его прикосновения, потом пелена рассеивается, и я начинаю видеть. Джим всё такой же – удлинённое лицо, неровно подстриженные прямые волосы, пробитые сединой так же, как и короткая борода.
— Твой бок… – его глаза расширились при виде кровоточащих ран. – Какого чёрта?!
Меня всегда забавляло, когда он ругался.
— Оборотень… Я прикончил тварь…
— А Сэм где? Господи, неужели он… – Джим осёкся.
— В порядке. Он ушёл, – я впервые произношу это вслух. – Сэм в колледже, в Калифорнии… Он ушёл от нас.
— Ушёл… – повторяет Джим. Он явно потрясён. – Сэм бросил тебя?
— Нужна ваша помощь… – я лезу в мокрый от крови карман и протягиваю священнику амулет. – Порвался… Почините…
— Давай сначала займёмся тобой? – мягко говорит Джим.
— Сначала почините…
Скамья накреняется вместе со стенами и потолком, я оказываюсь на полу.
— Ты упрямый паршивец. Счёт идёт на часы. Хочешь обратиться? – Мёрфи снимает пиджак и накрывает меня, трясущегося в жестоком ознобе. – Я сейчас, никуда не уходи. – Он хмыкает. Юморист, блин… Сейчас побегу вприпрыжку.

Не знаю, сколько времени проходит до его возвращения. Похоже не очень много. Джим приводит с собой немолодого темноволосого чувака.
— Дин, это мой друг Томас. Тебе повезло, что он приехал погостить. Сейчас мы отнесём тебя в заднюю комнату.
— Амулет… – шепчу я.
— Я привязал новый шнурок, – говорит охотник, надевая на меня кулон. – Надеюсь, талисман принесёт удачу, парень. Она тебе понадобится.

Потом время исчезает.
И я исчезаю. Временами возвращаясь в реальность, чтобы увидеть озабоченных пастора и Тома, хлопочущих вокруг моего израненного, отравленного тела. Они то обрабатывают бок, то читают заклинания на неизвестном языке, дают пить страшно горькие отвары, ставят капельницы, по-моему, даже вливают кровь.

Однажды вечером я не просто прихожу в себя, а просыпаюсь от крепкого спокойного сна. Нет ни изматывающей лихорадки, ни разрывающей напополам боли. Слава богу, нет мучительной жажды, когда я постоянно просил пить, но Джим всего лишь смачивал губы влажной тряпочкой.
Пастор сидит рядом, погрузившись в чтение потрёпанного фолианта.
— Привет, – хриплю я.
Джим поднимает голову. Его глаза светятся искренней радостью.
— И тебе привет.
— Давно я здесь?
— Четвёртый день.
Твою ж дивизию! Папа будет в бешенстве.
— Джон не звонил, – говорит Мёрфи. Он иногда поражает меня сверхъестественной способностью следить за ходом чужих мыслей. – Он ничего не знает.
Я молчу. Только невольно сдвигаются брови.
Джим откладывает книгу и придвигает стул к моему дивану.
— Не притворяйся, что тебе всё равно, – усмехается он. – Я знаю тебя куда лучше, чем ты думаешь, Дин Винчестер.
Терпеть не могу, когда меня называют полным именем. Даже если оно произносится с добротой, я чувствую себя так, будто учитель отчитывает. И спешу перевести разговор.
— А этот чувак… Томас… Он кто?
— Один из… – Джим запинается, подбирая слово, – неприкаянных.
— Охотник?
— Да. То, что ты остался человеком – его заслуга. Может, когда-нибудь пересечётесь, не забудь сказать спасибо. Тебе повезло, Дин.
— Оберег сработал?
— Джон не должен был позволять идти на вервольфа.
— Я сам могу выбирать, чем заняться, – сердито говорю я. На отпор уходят все немногие силы. – Неизвестно, когда папа вернётся, а оборотень разорвал уже шесть человек по всему городу.
— Эта работа была не для одного.
— Я справился. – Слабость накрывает меня с головой, веки сами смыкаются.
— Джон никогда не относился к вам, мальчики, как к своим детям.
Я с трудом открываю глаза.
— Не надо. Пожалуйста.
— Дин, он вырастил тебя потрясающим охотником и несчастным сыном. Ты не знаешь отцовской любви.
Может быть. Но разве она важнее долга, чести, верности?
Я хочу произнести это вслух, но понимаю, что моя любовь к Сэмми и папе вмещает все эти понятия и сотню других. И сказать мне нечего.
— Сэм отзванивается?
— Нет, – голос предательски вздрагивает. И Джим кладёт свою лёгкую худую ладонь на мою руку.
— Но Джон присматривает за ним, да?
— Он делает, что может, – отвечаю я папиными словами.
Мёрфи пожимает мне руку и встаёт.
— Больше не буду докучать. Спи, Дин, выздоравливай.

Я уезжаю через неделю, посчитав, что достаточно окреп. Хотя Джим и настаивал, чтобы я провёл у него ещё несколько дней.
Он говорит с лёгкой печалью:
— Здесь твой дом. Помни об этом и передай отцу и брату.
— Обязательно, – от всей души говорю я. – Благодарю за всё.
Даже такой замечательный человек, как мудрый и проницательный Джим Мёрфи, не смог до конца разглядеть истину, которая связывала нас троих: как бы далеко мы ни были друг от друга, как бы ни старались развязать соединительный узел – эта нить вечна. Для него мы были дорогими неприкаянными, которым он мог помочь, дать кров и лучик надежды.
— Ты в порядке? – с сомнением спрашивает пастор, обмениваясь со мной рукопожатием.
Я киваю. Конечно, в порядке и готов поехать в хижину, получить от папы по первое число за задержку. А потом… Потом я, наверное, съезжу посмотреть на мелкого.
— С Сэмом всё будет хорошо, – Джим кладёт руку мне на плечо. – Иногда нужно позволить кое-кому отыскать свой собственный путь домой.
— Да, – тихо соглашаюсь я.
Но не помешает время от времени посылать ему карту с маршрутом.

________________________________________