Неприкаянные

[Alrami.]

Название: Неприкаянные
Автор: gaelicspirit
Переводчик: Alrami
Оригинал: Wayward Ones
Разрешение на перевод: получено
Рейтинг: R
Размер: миди
Жанр: hurt/comfort, ангст, драма, мистика, экшен
Саммари: У них было немного безопасных гаваней; у них было немного друзей. Пастор Джим был и тем, и другим. Посмотрите, как жизнь и смерть одного человека повлияли на семью Винчестеров.
Примечание: фанфик "Не слышу зла" в переводе la_Distance можно прочитать здесь - la-distance.diary.ru/p196214976.htm

Пока они борются за существование,
Мы игнорируем их боль и восстаём против них.
Разорвите же этот порочный круг!

"Wayward Ones," by Alter Bridge

Так случается, что мы не видим многого в тех, кого, казалось бы, знаем до последней косточки.
Я всю жизнь наблюдал за ним. Смотрел, слушал, впитывал… Но не смог увидеть глубокую трещину в его душе, которая превратилась в разлом. Хотя обязан был почувствовать!
Но у жизни нет зеркал заднего вида. И если мы оглядываемся в стремлении разглядеть упущенное и как-то исправить, то чаще всего просто превращаемся в соляной столб.
И всё равно я должен попытаться.
_______________________________________________

Дин

Сальвейшен, Айова, 2005 год

Рядом молчит Сэм.
Я знаю, чем заняты его мысли – предвестниками, о которых рассказал папа. Знаки появлялись в Лоуренсе за неделю до гибели мамы. Потом должны были возникнуть в Пало-Альто. Он пытается вспомнить бурю или новости о необычном поведении животных… Что угодно.
— Хватит, а? – сипло говорю я. Шея словно сдавлена шершавой верёвкой.
Я так долго мечтал о возвращении отца, о том, чтобы мы опять были все вместе. Но, чёрт побери, с того момента, как папа постучал в окно хижины Элкинса, я не могу избавиться от кома в горле.
— Сэмми, да ладно тебе, – произношу негромко, ровно, успокаивающе.
Сэм не отвечает. Краем глаза я вижу, что он глядит перед собой на дорогу, на скулах ходят желваки.
— Чувак…
Ни звука.
Ладно, хочу воскликнуть я. Ладно, ты собираешься взвалить на плечи весь земной шар? Собираешься нести крест вины за всё происходящее? Отлично, валяй!
Но желание облегчить боль братишки, а не выплеснуть свою оказывается сильнее.
— Ты же не мог знать…
— Он был должен предупредить, – в еле слышном голосе Сэма ясно звучит громкое негодование.
— Как? В то время вы ещё не были друзьями по переписке.
— Он был должен найти способ.
Я бросаю внимательный взгляд на него. Сказать бы тебе, ботаник…
— А ты вообще прислушался бы?
Сэм смотрит на меня полными слёз глазами и отворачивается, чтобы снова уставиться на задний борт отцовского пикапа.
Мы мчимся к Салвейшен по просёлочной дороге, вздымая красно-рыжие вихри мокрых листьев. Погода ухудшается, но в «импале» нам тепло и уютно. Мы вместе.
Эх, если бы папа был с нами…

Отец, словно прочитав мои мысли, тормозит на обочине. Что-то не так.
Я останавливаю «импалу» позади грузовичка, вылезаю под моросящий дождь. Папа резко хлопает дверцей, и я вздрагиваю от неприятного предчувствия.
— Проклятье! – почти кричит отец, лицо багровое от гнева. – Ублюдок! Тварь!
Я кидаюсь к нему. Сэм тоже выскакивает наружу.
— Что случилось?
— Только что позвонил Калеб, – сквозь зубы произносит отец; чёрные глаза сверкают от еле сдерживаемой ярости.
Я понимаю, что новости хуже некуда. Неужели беда с Калебом?! С раннего детства знаю взрывного бритоголового парня, больше похожего на игрока в американский футбол, чем на охотника.
— С ним всё в порядке, – отвечает отец на невысказанный вопрос. И после паузы с трудом выговаривает: – Джим Мёрфи убит.

Немой вопль бьётся во мне. Чёртов комок, застрявший в гортани, не даёт ему вырваться изнутри.
— Пастор Джим? – переспрашивает Сэм позади; голос тонкий от потрясения и неверия. Отец кивает, упорно глядя на меня. – Как же так?!
Он отвечает не столько Сэму, сколько мне:
— Ему перерезали горло.

Джим Мёрфи убит.
Я пытаюсь понять, что значат эти слова. Пытаюсь втянуть хоть глоток воздуха.
— В доме найдены следы серы, – деревянно говорит отец.
И до меня доходит:
— Тот самый демон?
Мокрый асфальт, покрытый пёстрыми листьями, уплывает из-под ног. Тяжёлое серое небо, похожее на каменное, угрожающе нависает над головой.
— Не знаю… – Папа засовывает руки в карманы пальто, зябко вздёргивая плечи. – Возможно, Джим сам где-то оступился… А если демон тот, он знает, что мы всё ближе.
Его сжигает желание покончить с тварью здесь и сейчас. Я физически ощущаю эту жажду.
— Что будем делать?
Я знаю ответ, но хочу услышать его от папы. Мне нужна опора в виде твёрдого командирского приказа.
— Действуем очень быстро, каждая секунда на счету. В округе две больницы и медицинский центр. Разделяемся. Мне нужен список младенцев, которым на следующей неделе исполнится шесть месяцев.
Всё в стиле Джона Винчестера: Давай, давай, давай, солдат, двигайся! Смотри в оба. Знай пути отступления. Найди причину, найди решение. Делай дело!
— Сэр! – Сэм не был бы Сэмом, если бы не возник. – Как мы найдём нужного среди кучи детей?
Папа не был бы папой, если бы не поставил его на место:
— Проверим каждого. У тебя есть идеи получше?
Джим Мёрфи убит.
Боже, хоть бы они не начали выяснять отношения именно сейчас!..
— Никак нет, – к счастью, Сэм отступает.

Папа отворачивается, делает несколько шагов к своему грузовичку. И я направляюсь к «импале». Но ловлю себя на том, что не слышу, как открывается дверца пикапа.
Оборачиваюсь и вижу: папа горбится и сгибается всё сильнее, цепляясь за борт.
Я бросаюсь к нему, хватаю за плечи.
— Я не могу… – отец смотрит на меня потерянно и беспомощно, словно заблудившийся ребёнок на взрослого. – Это же Джим…
К перехваченному горлу добавляется острая колющая боль в сердце – я никогда не видел отца таким. И сам ничего не могу – ни принять смерть Джима, ни утешить папу. Оглядываюсь на ошеломлённого Сэма – и ему я не могу сказать «Всё будет хорошо».
Джим Мёрфи убит. Скала трезвомыслия, о которую неуёмный Джон Винчестер разбивался то и дело. Опора, на которую мы полагались в детстве. Охотник, который защищал нечто большее, чем наши жизни. Священник, впустивший нас в свой дом и в свою душу.

Не знаю, что читает папа на моём лице, но растерянность исчезает из его взгляда, черты приобретают обычную жёсткость, морщины у рта становятся глубже.
— Я прибью адскую тварь. Мне всё равно, чего это будет стоить.
Мы выходим на последний бой. Мы потеряли маму, Джессику, теперь пастора Джима, мы не позволим забрать кого-либо ещё. И я мечтаю стоять рядом с отцом, когда он прикончит демона.

Мы расходимся по машинам.
Взволнованный Сэм и я одновременно садимся в «импалу» и захлопываем дверцы. Я выезжаю на дорогу вслед за чёрным пикапом.
— Дин?
Сэму не терпится поговорить, но я не расположен. На фоне рябого от листьев асфальта перед глазами всплывает суровое лицо священника.
Джим Мёрфи убит.
В моей реальности есть люди, до которых твари не могут дотянуться, люди, которые могут выпутаться из любой ситуации, они везучие и семижильные. Как папа. Как Джим…

— Ты в порядке?
Сэм смотрит на меня с нескрываемой тревогой.
— В полном, – отвечаю я. В салоне холодно, очень холодно, до озноба. – А что?
— Выглядишь ты… – Сэм, запнувшись, глядит на задние фонари грузовика. – Ладно, забудь.
Джим Мёрфи убит.
Нет, этот ком в горле меня когда-нибудь придушит… Он мешает сглотнуть влагу, и та кипит под веками, течёт по щекам.
— Дин…
Я молчу.
Я боюсь того, что могу сказать.
— Уже не припомню, когда мы виделись в последний раз.
Я автоматически следую за красными огнями пикапа к мотелю, который на ближайшее время станет нашим домом и оперативной базой. Но мысли заняты совсем другим.
Я помню, когда в последний раз видел Джима Мёрфи. Никогда не забуду то время – Джим спас не только меня, он спас для меня весь огромный и прекрасный мир.

* * *

Ред-Лейк-Фолс, Миннесота, 2004 год

Я прижимаюсь спиной к заиндевелому стволу и выдыхаю облачко пара.
Идиотская, предельно тупая затея.
Но останавливаться уже слишком поздно. Оборотень взял мой след – ни убежать, ни спрятаться, только вступить в бой и убить врага. Если выживу, ни за какие сокровища больше не войду в залитую кровью комнату, чтобы увидеть труп девушки с разодранной грудью и вырванным сердцем.

Облизнув сухие губы, я машинально бросаю взгляд вправо – «осторожнее, Сэмми». Чёрт, опять забыл – Сэма там нет, он давным давно уехал и не собирается возвращаться. Он даже не позвонил ни разу. Я ему не нужен. Так почему я до сих пор тоскую по нему?

Тяжёлое дыхание и сопение оборотня, шаркающего лапами по мёрзлой земле, заставляет подобраться и избавиться от посторонних мыслей. Нельзя расслабляться и поддаваться чувствам, если я хочу пережить эту охоту.
Я бесшумно перемещаюсь за дерево. Повисает мёртвая тишина: ни птичьего вскрика, ни звериного зова, даже ветер перестал стучать стылыми ветвями.
Чудовище совсем рядом.
Ну же, давай, тварь!

Я резко оборачиваюсь, и дуло пистолета упирается в спутанную шерсть грудной клетки оборотня.
Папа рассказывал о разных видах волколаков. Судя по жестокости нападений, я догадывался, что увижу зверя, а не человекообразное существо. Но знать и столкнуться нос к носу – две большие разницы.
Оборотень удивлённо рявкает, обдавая меня невыносимо вонючим дыханием. В длинных грязных зубах гниют кусочки плоти.
Я стреляю, но монстр на долю мгновения расторопнее – он бьёт меня наотмашь когтистой лапой. Я успеваю отпрянуть и промазываю, пуля попадает в плечо.
От второго натиска меня спасает лёд под каблуком. Поскользнувшись, я падаю навзничь, когти только полосуют рукав куртки.
Я всаживаю в оборотня все семь пуль. Попадаю куда угодно – он вопит всякий раз, – но только не в сердце. Мне удаётся отогнать его, но он нападает с такой стремительной яростью, что я не успеваю даже вытащить запасной магазин.

Монстр прижимает меня к земле. Я не могу вздохнуть – кажется, рёбра согнулись, а лёгкие слиплись под весом огромной туши.
Я не могу проиграть. Иначе меня ждёт не просто небытие, а бесконечное мучительное безумие. И невысыхающая кровь невинных на руках… на лапах.
Наверное, ужас на миг превращает меня в зверя, потому что я перекатываюсь вместе с чудовищем и, оседлав его, выхватываю охотничий нож.

Ты жаждал свободы, Сэмми? Ты её получил. Живи сам по себе. А у меня есть долг.

Я умудряюсь обездвижить одну переднюю лапу, придавив её ногой, и вкладываю в удар ножом всю боль и злость.
Но серебряный клинок не достигает цели – сердца. Мало того, что волколак отбивает атаку, он рвётся к моему горлу. Острые, как иглы, зубы царапают кожу. Слюна капает на воротник рубашки с шипением, словно кислота.
Я с силой отпихиваю чудовище от себя, одновременно отталкиваюсь от него, скользя по ледяной земле.

Оборотень поднимается на задние лапы; он кажется ещё огромнее от того, что я смотрю на него снизу вверх.
Поиграем, сукин сын?

Сэм бросает меня, даже не звонит, живёт своей жизнью и становится реальным чуваком. Отец бросает меня, решает свои задачи, побеждает демонов и становится настоящим героем. А что остаётся мне? Ждать, когда они соизволят вернуться и заключить в объятия?

— Да пошло оно к чертям! – выдыхаю я и бросаюсь на чудовище, будто футбольный защитник – пригнувшись и плечом вперёд. Я сваливаю монстра на землю, и громадные когти огненными лезвиями вспарывают мне бок. Кипящая лава хлынула по жилам и быстро остыла, наполнив кости колючей ледяной болью.
Я кричу от ярости и страдания, вонзаю нож в шею, в плечо, в грудь твари. Монстр вторит мне таким же рёвом.
Я поворачиваюсь, чтобы отсечь когти, вцепившиеся в мой бок. Оборотень отдёргивает лапу. Я падаю на спину, дрожа, задыхаясь и всхлипывая.
Чудовище уползает подальше, волоча раненную конечность и подвывая. Он не может напасть или скрыться – в нём слишком много серебра. Но всё же недостаточно для смерти.
— Сейчас добавлю… – бормочу я, непослушной рукой лезу в карман куртки и втискиваю магазин в рукоять.
Хватает двух пуль в сердце. Вой обрывается, и тварь замирает на окровавленной мёрзлой земле.

Несколько минут я просто сижу и просто дышу, ни на что большее сил уже нет.
Мороз проникает в тело через воздух и почву, смешиваясь со льдом в моих костях. Становится невыносимо холодно. И я окончательно прихожу в себя.
Жжёт только раненный бок. Когда я осторожно прикасаюсь к нему, рука вымокает в крови. С трудом изгибаюсь, чтобы увидеть, насколько серьёзно повреждение, и натыкаюсь на застрявший коготь.
— Ну вот, – говорю я, не слыша слабого голоса, – лишние шрамы прибавились…

Высоко надо мной раздаётся пронзительный крик ястреба и словно подаёт сигнал отбоя. Лес медленно наполняется обыденными звуками.
Я хочу домой. В «импалу», в лачугу, снятую папой. Хочу, чтобы папа отругал меня на чём свет стоит за охоту в одиночку. Хочу подразнить Сэма за испуг, когда появлюсь в крови – своей и чужой…
Но сначала нужно сжечь тело.

С трудом поднявшись на ноги, я чувствую на шее кроме боли от ожогов странное ощущение – будто тонкая ветка скользнула.
Я уже двигаюсь к монстру, которого смерть снова обратила в человека, когда понимаю, откуда взялось прикосновение.
Мой амулет сорвался.
В тревоге я оглядываюсь по сторонам и вижу короткий золотой взблеск в остывающей багровой лужице.
Наклоняюсь за амулетом и, не выдержав нахлынувшей слабости, валюсь на колени. Узел по-прежнему крепко завязан, но сам шнурок разорван.
Я пробую скрепить края, но кожа тает под мокрыми от крови пальцами. Так же, как воротник рубашки и футболка превратились в лохмотья там, где на них попала слюна твари.

Никак не могу отдышаться.
Амулет – это всё, что осталось у меня от Сэма. Я должен сохранить его.
Я встаю, пошатываясь, зажимая раны ладонью. Оглядываюсь на существо, причинившее столько горя – теперь-то оно совершенно безобидно, несчастный обыватель, зверски убитый неизвестным злодеем… Ну и достанется же мне от папы, когда он узнает, что тело не уничтожено.

Я засовываю пистолет за ремень, вкладываю клинок в ножны и стискиваю в кулаке амулет.
Мне нужна серьёзная помощь. Сам я ни за что из кошмарной передряги не выпутаюсь – похоже, яд уже отравляет меня, морозит и трясёт ознобом.
В лесу быстро наступают сумерки. Я бреду, спотыкаясь о каждую кочку, о ветку, даже о воздух… И не подозревал, что охота на оборотня заведёт меня так глубоко в чащу.

«Импала» стоит возле дома последних жертв. Добравшись до машины, я со стоном валюсь на капот, восстанавливая дыхание и осматриваясь. Потом, опираясь на холодный металл Детки, доползаю до дверцы и сажусь за руль. Всё сиденье будет в крови… «Вот чёрт…» – сил нет даже на ругательство.
До нашей хижины слишком далеко, и вряд ли папа уже вернулся. Было только одно место поблизости, где меня примут в любом виде, зашьют раны и не дадут обернуться в чудовище.

Я вцепляюсь в руль Детки, как в ладонь друга, протянутую утопающему. Мы медленно трогаемся.
Мне по-прежнему очень холодно; от озноба постукивают зубы, пот заливает глаза, но я не могу оторвать левую руку от кровоточащего бока.
Я усиленно моргаю, стараясь согнать пелену.
Знаю, что должен остановиться, что вести машину в таком состоянии – верное убийство или самоубийство. Но я должен добраться!..

Я опускаю окно, хотя мне и без того невыносимо холодно. Вечерний ветер бьёт в лицо, и в голове чуть проясняется.
Я стараюсь держать машину как можно ровнее, выглядываю знакомый дорожный знак, как сигнал спасения. Хоть бы успеть…

Я хотел, чтобы он ушёл – напоминаю себе. Потому, что ему это было нужно. Что значили мои чувства по сравнению с тем, о чём мечтал Сэм… Он никогда не узнает, как долго я боролся с отцом, пока тот не разрешил уехать. И папа не узнает, как я езжу в Калифорнию, чтобы тайком приглядеть за мелким. Каким-то образом я выживаю без брата. Подумаешь, ещё одна не очень удачная охота.

У меня вырывается стон разочарования при виде тёмного дома. Нет необходимости выходить из машины, чтобы убедиться – там никого нет.
Я с трудом соображаю, куда следовать дальше; есть ещё одно место, где его можно найти, но хватит ли меня на полмили?

Хватило. Я даже умудряюсь зарулить на подъездную дорогу и увидеть освещённую часовню. И на время отключаюсь.
Потом вылезаю из машины, плохо осознавая, на каком я свете, плетусь по дорожке и молю об одном – чтобы он был здесь. Пожалуйста, пожалуйста…

Дверь в часовню из резного дуба и очень тяжёлая – для сегодняшнего меня. Я наваливаюсь всем телом, и она неожиданно распахивается, гулко ударяясь о стену. Грохот разносится по всей деревянной церквушке.
В глазах темнеет, сквозь звон в ушах я слышу знакомый голос:
— Дин?! Что с тобой?
Он подхватывает меня под мышки и ведёт туда, где можно сесть – в молельный зал.
— Ты весь в крови! Где Джон?
— Папа на охоте… – бормочу я. – Помогите, Джим…

Мёрфи сноровисто осматривает меня. Сначала я ощущаю его прикосновения, потом пелена рассеивается, и я начинаю видеть. Джим всё такой же – удлинённое лицо, неровно подстриженные прямые волосы, пробитые сединой так же, как и короткая борода.
— Твой бок… – его глаза расширились при виде кровоточащих ран. – Какого чёрта?!
Меня всегда забавляло, когда он ругался.
— Оборотень… Я прикончил тварь…
— А Сэм где? Господи, неужели он… – Джим осёкся.
— В порядке. Он ушёл, – я впервые произношу это вслух. – Сэм в колледже, в Калифорнии… Он ушёл от нас.
— Ушёл… – повторяет Джим. Он явно потрясён. – Сэм бросил тебя?
— Нужна ваша помощь… – я лезу в мокрый от крови карман и протягиваю священнику амулет. – Порвался… Почините…
— Давай сначала займёмся тобой? – мягко говорит Джим.
— Сначала почините…
Скамья накреняется вместе со стенами и потолком, я оказываюсь на полу.
— Ты упрямый паршивец. Счёт идёт на часы. Хочешь обратиться? – Мёрфи снимает пиджак и накрывает меня, трясущегося в жестоком ознобе. – Я сейчас, никуда не уходи. – Он хмыкает. Юморист, блин… Сейчас побегу вприпрыжку.

Не знаю, сколько времени проходит до его возвращения. Похоже не очень много. Джим приводит с собой немолодого темноволосого чувака.
— Дин, это мой друг Томас. Тебе повезло, что он приехал погостить. Сейчас мы отнесём тебя в заднюю комнату.
— Амулет… – шепчу я.
— Я привязал новый шнурок, – говорит охотник, надевая на меня кулон. – Надеюсь, талисман принесёт удачу, парень. Она тебе понадобится.

Потом время исчезает.
И я исчезаю. Временами возвращаясь в реальность, чтобы увидеть озабоченных пастора и Тома, хлопочущих вокруг моего израненного, отравленного тела. Они то обрабатывают бок, то читают заклинания на неизвестном языке, дают пить страшно горькие отвары, ставят капельницы, по-моему, даже вливают кровь.

Однажды вечером я не просто прихожу в себя, а просыпаюсь от крепкого спокойного сна. Нет ни изматывающей лихорадки, ни разрывающей напополам боли. Слава богу, нет мучительной жажды, когда я постоянно просил пить, но Джим всего лишь смачивал губы влажной тряпочкой.
Пастор сидит рядом, погрузившись в чтение потрёпанного фолианта.
— Привет, – хриплю я.
Джим поднимает голову. Его глаза светятся искренней радостью.
— И тебе привет.
— Давно я здесь?
— Четвёртый день.
Твою ж дивизию! Папа будет в бешенстве.
— Джон не звонил, – говорит Мёрфи. Он иногда поражает меня сверхъестественной способностью следить за ходом чужих мыслей. – Он ничего не знает.
Я молчу. Только невольно сдвигаются брови.
Джим откладывает книгу и придвигает стул к моему дивану.
— Не притворяйся, что тебе всё равно, – усмехается он. – Я знаю тебя куда лучше, чем ты думаешь, Дин Винчестер.
Терпеть не могу, когда меня называют полным именем. Даже если оно произносится с добротой, я чувствую себя так, будто учитель отчитывает. И спешу перевести разговор.
— А этот чувак… Томас… Он кто?
— Один из… – Джим запинается, подбирая слово, – неприкаянных.
— Охотник?
— Да. То, что ты остался человеком – его заслуга. Может, когда-нибудь пересечётесь, не забудь сказать спасибо. Тебе повезло, Дин.
— Оберег сработал?
— Джон не должен был позволять идти на вервольфа.
— Я сам могу выбирать, чем заняться, – сердито говорю я. На отпор уходят все немногие силы. – Неизвестно, когда папа вернётся, а оборотень разорвал уже шесть человек по всему городу.
— Эта работа была не для одного.
— Я справился. – Слабость накрывает меня с головой, веки сами смыкаются.
— Джон никогда не относился к вам, мальчики, как к своим детям.
Я с трудом открываю глаза.
— Не надо. Пожалуйста.
— Дин, он вырастил тебя потрясающим охотником и несчастным сыном. Ты не знаешь отцовской любви.
Может быть. Но разве она важнее долга, чести, верности?
Я хочу произнести это вслух, но понимаю, что моя любовь к Сэмми и папе вмещает все эти понятия и сотню других. И сказать мне нечего.
— Сэм отзванивается?
— Нет, – голос предательски вздрагивает. И Джим кладёт свою лёгкую худую ладонь на мою руку.
— Но Джон присматривает за ним, да?
— Он делает, что может, – отвечаю я папиными словами.
Мёрфи пожимает мне руку и встаёт.
— Больше не буду докучать. Спи, Дин, выздоравливай.

Я уезжаю через неделю, посчитав, что достаточно окреп. Хотя Джим и настаивал, чтобы я провёл у него ещё несколько дней.
Он говорит с лёгкой печалью:
— Здесь твой дом. Помни об этом и передай отцу и брату.
— Обязательно, – от всей души говорю я. – Благодарю за всё.
Даже такой замечательный человек, как мудрый и проницательный Джим Мёрфи, не смог до конца разглядеть истину, которая связывала нас троих: как бы далеко мы ни были друг от друга, как бы ни старались развязать соединительный узел – эта нить вечна. Для него мы были дорогими неприкаянными, которым он мог помочь, дать кров и лучик надежды.
— Ты в порядке? – с сомнением спрашивает пастор, обмениваясь со мной рукопожатием.
Я киваю. Конечно, в порядке и готов поехать в хижину, получить от папы по первое число за задержку. А потом… Потом я, наверное, съезжу посмотреть на мелкого.
— С Сэмом всё будет хорошо, – Джим кладёт руку мне на плечо. – Иногда нужно позволить кое-кому отыскать свой собственный путь домой.
— Да, – тихо соглашаюсь я.
Но не помешает время от времени посылать ему карту с маршрутом.

________________________________________

Comments

[Alrami.]

Джон

Каунсил-Блаффс, Айова, 1987 год

— Заблудился? Или просто не повезло?
— Смотря кому, – отвечаю я голосу ниоткуда, подкрепляя слова досылом патрона в патронник. Багажник открыт, и я намерен воспользоваться обновлённым арсеналом, если обстановка накалится.
— Стой на месте, солдат.
Он выходит в круг света от тусклого жёлтого фонаря. Вокруг лампы, освещающей «импалу» на обочине шоссе, роятся мотыльки.
Он одет в обычные брюки и куртку, но гражданская одежда не может скрыть военную выправку. Руки подняты; в одной – кольт последней модели.
Охотник?
— Я предлагаю помощь.
— Откуда ты взялся, чёрт побери? – Я пытаюсь разглядеть очертания хоть какого-нибудь транспортного средства.
— Я был… э-э… – Он запинается. По изменившемуся выражению его глаз я понимаю, что он видит в заднем окне машины одного из мальчиков. – Я кое-что выслеживал в лесу.
— Ночью?
— Оно… хм… ведёт ночной образ жизни. Дети твои?
Ёлки-палки, оба проснулись!
— Не твоё дело, – сухо отвечаю я.
Надо отдать должное, двигается он профессионально: не успеваю я оглянуться на «импалу», как пистолет нацеливается мне в сердце.
— Сейчас разберёмся.

Знакомо скрипит дверца , и Дин встаёт передо мной лицом к незнакомцу. Такой маленький, даже для своих восьми лет, такой худенький… Такой упрямый.
— Вернись в машину, – приказываю я, нащупывая пальцем спусковой крючок.
— Нет, сэр.
— Сынок, пожалуйста, возвращайся в машину.
— Только вместе с тобой, – отрезает Дин.
— Ди? Папа? – сонный голосок Сэма звучит, как всегда, звонко.
Рассмотрев личико Дина и бросив внимательный взгляд на заднее сиденье, незнакомец опускает оружие.
— Твои… Что они делают на дороге в такое время?
— Небольшая неисправность.
— Ди! Папа!
— Сейчас, Сэмми, – мы с Дином отвечаем в унисон.

Оглянувшись на тёмную громаду леса за спиной, незнакомец шагает вперёд:
— Джим Мёрфи.
Я опускаю дробовик и пожимаю протянутую руку.
— Джон Винчестер. А это мой сын Дин.
— Отважный защитник.
— Да, – я кладу ладонь на маленькое плечико.
— Ты служил?
— Капрал. Вьетнам. Ты тоже морпех?
— Semper Fi*, – кивает Джим. – А сейчас служу богу.

В тишине ночи внезапно раздаётся пронзительный долгий крик, которому вторят дикие вопли. Вздрагивает не только малыш, но и мы с пастором.
— Делаем ноги, – говорит Мёрфи.
— Тебя подвезти?
— Если у тебя есть что-нибудь против злобных духов. – Он ухмыляется, решив, что поддел меня.
Я не сдерживаю улыбку. Я собрал и изучил невероятное количество информации о существах, обитающих во тьме. Я собрал множество орудий и способов уничтожения тварей. И наконец встретил настоящего охотника, чтобы продемонстрировать свою подготовку.
— Что-нибудь из этого да подойдёт, – небрежно бросаю я, приподнимая незакрытую крышку багажника.
Джим подходит, смотрит, и его брови лезут на лоб.
— Выкрутимся, святой отец, – говорю я.

Захлопнув багажник, я сажаю Дина к Сэмми на заднее сиденье. Мёрфи забирается на переднее.
Я завожу мотор и, прежде чем тронуться, бросаю взгляд в зеркало – на мальчиков. Сэм уже спит, положив голову на колени старшего брата.
Дин смотрит на нашего гостя с интересом и недоверием.
— Вы взаправду пастор?
Джим оглядывается.
— Да, это так.
— Тогда зачем ты воюешь с призраками? Ты же можешь попросить бога, чтобы они исчезли.
— Могу. Но люди, они… самостоятельные, понимаешь? Мы должны сами о себе заботиться и выполнять божью работу. Господь верит нам, надеется на лучших из нас, присматривает с помощью ангелов.
— Неправда, – говорит Дин с недетской горечью, и у меня обмирает сердце.
Джим разворачивается к Дину всем телом.
— Что ты имеешь в виду?
— Ангелы плохо работают, сэр. Бог не спас мою маму.

Мёрфи оборачивается ко мне. Я молчу. Пусть этот божий слуга попробует объяснить мальчугану, почему его господин позволил матери двух малышей сгореть заживо.
— Дин, в мире есть непостижимые вещи. Мы не можем понять, как бы ни старались. Деяния божьи – одни из них.
— И что?
Я опять гляжу в зеркало, откуда Дин смотрит на меня глазами Мэри.
— Бог создал нас свободными. Мы сами принимаем решения, и очень часто происходящее с нами есть следствие наших поступков. Когда-нибудь ты поймёшь, что факты – это ещё не вся правда.
— Как-то странно звучит.
— Дин, – предостерегающе говорю я.
Он со вздохом откидывает голову на спинку сиденья.
— Да, сэр?
— Таким тоном не беседуют с… с друзьями.

— Друг, значит? – с тихой улыбкой произносит Джим, спустя некоторое время.
— Ты ведь поможешь мне сберечь этих мальчиков? Кроме шуток, – говорю я, невольно определяя дальнейшую судьбу пастора Мёрфи.
________________________________________
* Semper fidelis (от лат. Всегда верен) — фраза, служащая девизом и названием некоторых структур. Корпус морской пехоты США использует этот девиз с 1883 года.

* * *

Сальвейшен, Айова, 2005 год

— Видение?!
Мы глядим на Сэма, страдающего от приступа головной боли; я ощущаю страшное напряжение Дина. Вечное покровительство старшего, его постоянная настороженность и радуют меня, и раздражают. В конце концов, я здесь, и ему не нужно всё время быть начеку.
— Да, – устало выдыхает Сэм. – Я видел, как демон сжёг женщину на потолке.
Я холодею, снова переживая ту ночь, тот момент, когда прежняя жизнь развеялась прахом. И словно со стороны слышу себя:
— Думаешь, такое случится со встреченной тобой женщиной, потому что…
— Потому что это происходит именно так, как я вижу, – морщится Сэм.

Нет! У меня упало сердце. Не может быть! Только не Сэм! Нет… пока нет. Стараясь принять известие и сосредоточиться, я кручу обручальное кольцо на пальце.
— Всё началось со сновидений, – Дин пересаживается со своей кровати к Сэму, подальше от меня. Он словно предчувствует взрыв моего возмущения. – Потом он начал видеть кошмары наяву.
Сэм кивает и неосознанно придвигается ближе к брату.
— Да. Это как… Не знаю… Будто чем ближе… то, что связано с демоном, тем сильнее видение.
Я пытаюсь усмирить закипающий гнев, борюсь с отчаянием и яростью.
— И когда вы собирались мне об этом рассказать?
Требуя ответа, я пристально смотрю то на одного, то на другого.
Дин встаёт и, будто случайно, занимает позицию между мной и Сэмом.
— Мы не знали, что это означает.
Чёрт побери!.. Я знал, что это означает, ребята. Я знаю!
— Когда что-то подобное происходит с твоим братом, ты должен немедленно звонить мне!
Дин, подойдя ко мне и глядя прямо в глаза, говорит тихо, но со знакомым сдерживаемым негодованием:
— Звонить тебе?! – он горько усмехается. – Ты издеваешься? Папа, я звонил из Лоуренса. Сэм звонил, когда я умирал… Да у меня больше шансов выиграть в лотерею, чем дозвониться до тебя!

Они так быстро выросли, мои мальчики.
Сэм. Сэмми стал взрослым со взглядом ребёнка, с надеждой и верой ребёнка.
Дин… Он никогда не был маленьким мальчиком, он всегда был мужчиной. Мой маленький мужчина. Моя опора. Что-то сломалось у него внутри, и я не понимал, как это можно поправить.
Он умирал. Он умирал, а его отец, будь я проклят, слишком долго решал свои задачи и не мог отвлечься!..
— Ты прав, – негромко говорю я. Дин удивлённо приподнимает бровь – совсем как Мэри. – Хотя мне не нравится этот твой новый тон, но ты прав. Прости.
Дин молчит.
Зато с тревогой вмешивается Сэм:
— Послушайте, с видениями или без видений… Демон явится сегодня ночью. И ещё одна семья пройдёт через тот же ад.

Мой младший. Я помню так отчётливо, как выхватил его из кроватки и отдал Дину, чтобы тот вынес братика из пылающего дома. Я до сих пор помню запах детской присыпки и ещё чего-то особенного, младенческого, что забивало даже запах гари, когда мы втроём, осиротевшие, притулились на капоте «импалы». Я помню, какими тёплыми были дети, спавшие той ночью возле меня.
— Этого не случится, – поклялся я. – Больше ни с кем и никогда.

[Alrami.]

Звонок Сэмова телефона столь резок и внезапен, что все мы невольно вздрагиваем.
Сэм отвечает. Я на секунды ухожу в свои мысли, но тут же вскакиваю, услышав его слова:
— Мэг, в последний раз, когда я тебя видел, ты вылетела в окно.
Мы с Дином стоим рядом и слушаем, как младший борется с демоном на расстоянии.
— Только чувства? С седьмого-то этажа? – язвит Сэм.
Дин сжимает кулаки, напряжение вокруг него гудит, как силовое поле. Я не решаюсь положить руку на его плечо.
— Я не знаю, где отец, – говорит Сэм, глядя на меня, и, помедлив несколько секунд, протягивает трубку.

Я беру телефон и отворачиваюсь от мальчиков.
После звонка Калеба можно ждать любой катастрофы. Я надеюсь, что готов ко всему.
— Это Джон.
— Как дела? Я Мэг, подружка твоих ребят. Та, кто видел, как Джим Мёрфи истекает кровью.
Слова иногда пронзают не хуже клинка.
Хорошо, что мальчики не видят моего лица. Я пытаюсь, но не могу сохранить самообладание.
— Джонни, ты слышишь?
— Я здесь, – отвечаю сквозь зубы.
— Это было вчера. Сегодня я в Линкольне. Навещаю ещё одного твоего старого друга.
О боже!.. У меня перехватывает дыхание и я невольно оглядываюсь на мальчиков. Те придвигаются ближе – Дин как всегда на полдюйма, но впереди.
— Он хочет поздороваться.
— Джон! Что бы они ни делали, не сдавайся…
— Калеб?! – кричу я сквозь бешеный грохот пульса в голове. – Он не имеет никакого отношения к нашему делу! Отпусти его!
— Нам известно, что кольт у тебя, Джон.
Твою ж мать…
— Не понимаю, о чём ты, – как можно равнодушнее произношу я.
— Да? Хорошо. Тогда вот…
Я слышу страшное клокотание – это умирает мой друг. Это Калеб захлёбывается собственной кровью и гибнет. Из-за меня гибнет!
— Ты понял? Это голос смерти твоего близкого друга. Теперь попробуем ещё раз.
Я закрываю глаза, чтобы не видеть лиц мальчиков.
— Слухи разносятся быстро. Нам известно, что револьвер у тебя. Ты объявил войну, Джон, а война выглядит именно так – с жертвами.
— А известно, что я тебя убью?
— Джон, ты немолод, следи за давлением. Если не отдашь кольт, умрут все твои друзья и просто знакомые – все, кто когда-либо помогал тебе, давал кров, набивал патроны, да просто хоть раз присматривал за малышами. Все, один за другим. Я жду, Джонни. Лучше ответь, пока я не повесила трубку.
— Ладно, – говорю я.
— Извини, я не расслышала.
— Я сказал: ладно. Принесу тебе кольт.
Я пытаюсь выторговать у твари немного времени, но она непреклонна. Я проиграл бой.

Закрыв телефон, я беспомощно смотрю на мальчиков. У Сэма в глазах стоят слёзы. Взгляд Дина твёрд.
— Что будем делать? – спрашивает старший.
— Я отправляюсь в Линкольн. Выбора нет, если я не поеду, погибнет много хороших людей. – В ушах до сих пор стонет предсмертный хрип Калеба.
— Папа, нельзя отдавать револьвер! – лицо Сэма горит праведным гневом. – Вечером демон придёт за Моникой и её семьёй. Кольт – наше единственное оружие!
— Я не собираюсь его отдавать, Сэм. Кроме нас и пары вампиров никто не знает, как выглядит кольт.
— Ты просто купишь револьвер в ломбарде? – прищуривается Дин.
— В антикварном магазине, – уточняю я.
Лицо Дина мрачнеет. Я узнаю это упрямое выражение «ни за что на свете не позволю тебе так поступить».
— Ты собираешься вручить Мэг фальшивый кольт и рассчитываешь, что она не заметит? – Дин подбирает слова, пытаясь достучаться до меня, надеясь, я пойму насколько безрассуден план.
— До первого выстрела она вряд ли заметит разницу.
— А потом?!

Боже, Дин, мальчик мой… Ты так стараешься защитить нас всех. Отчаянно хватаясь за соломинку. Но надежда тает. Последняя надежда на хороший исход.
— Я просто… просто должен выиграть несколько часов. И всё.
— Ты имеешь в виду, для нас с Дином? – тихо говорит Сэм.
Как же они быстро выросли, мои дети… Какими стали сильными и красивыми. Как прочно они стоят на ногах среди вселенского хаоса.
— Ты хочешь, чтобы мы остались и прикончили демона сами?
В голосе Сэма звучит настолько щемящая смесь страха, изумления и безоглядной готовности, что у меня ноет сердце.
— Я хочу не терять дорогих нам людей, – неожиданно для себя признаюсь я, глядя на младшего. – Хочу, чтобы ты пошёл в колледж. – Я смотрю на Дина, который держится из последних сил – прямо и гордо, давая знать – он поддерживает меня. – Хочу, чтобы у Дина был дом.
Подступают тяжёлые, жгучие слёзы. Я отворачиваюсь и шепчу:
— Хочу, чтобы Мэри была жива.
Моя любовь до сих пор горит светлым огнём. Любовь к женщине, которой нет. И я ни на что не променяю эту боль, тоску и страсть. Эту Память.
— Я хочу… чтобы всё закончилось.

Я оглядываюсь на сыновей. Мальчики потрясены, выбиты из колеи; они не ожидали, что я снова их покину, без всякой надежды на возвращение.
Пожалуйста, молю я про себя, пусть решение будет единственно верным. Пусть им хватит сил.

______________________________


Сэм

Чатем, Мичиган, 1993 год

Мой старший брат лучше всех.
Он говорит, что папа лучше, но ошибается. Я считаю, когда папа научил Дина всему, он щедро поделился самым классным и отдал свою крутизну без остатка.
Я вижу Дина через щель в досках. Вижу, как он держит ружьё наизготовку, будто бы совсем не боится твари снаружи. Будто бы не замечает, как соль сдувается с защитной полосы от пыхтения под дверью, от каждого удара в неё.
— Сэмми, ты готов?
Ой, нет, конечно!..
— Да.
— Если он… если он пройдёт меня, сожги его, понял?
— Хорошо! Я знаю.
Пусть бы ещё десять раз повторил, только не молчал. Папа, чёрт побери, где тебя носит?!

Зловещий пронзительный вопль опять проносится над хижиной, с новым неистовством накидываясь на входную дверь.
Дин невольно отшатывается, но дуло дробовика не дёргается. У меня темнеет в глазах, и я осознаю, что давно не дышу.
Внезапно стук и визг прекращаются. Я прижимаюсь всем лицом к доскам, за которыми стоит брат.
— Твою ж дивизию… – шепчет Дин.
И мой кошмар становится явью.

Два дня назад отец и пастор Джим ушли охотиться на ровхеда. Перед уходом они поссорились из-за того, что мы оставались одни. Джим сказал, что мы дети. Мне нравится, когда он называет Дина ребёнком. Брат и был ещё ребёнком, но почти все, с кем мы общались, забывали об этом.
Папа, конечно, победил. Мы с Дином целый день болтались на пруду, где безуспешно ловили рыбу. А ночью мне приснился пугающий сон о страшиле без лица. Как он вонзает гигантские когти в грудь Дина и раздирает в кровавое месиво. А потом целует меня и опустошает.
Дин сказал, это пост… послетравматическое сновидение: я вспомнил штригу, ничего особенного. Он ничего не смог найти о страшилище в папиных книгах и в следующую ночь разрешил спать вместе с ним. Когда снился кошмар, он будил меня и рассказывал уморительные истории, пока я не начинал икать от хохота.

На третий день папа и Джим не вернулись. И Дин забеспокоился. Нет, он ничего не говорил и пытался вести себя как обычно, но я понял, что он встревожен.
Солнце стало садиться, и он признался, что видел… существо. Надеялся, что папа вернётся до темноты, но придётся справляться самим.
Дин велел мне насыпать солевые полосы на подоконниках и на пороге, а сам зарядил ружьё. Когда старая хижина задрожала от первого оглушительного взвизга, он запихнул меня в кладовку вместе с аэрозольным баллончиком и папиной зажигалкой.

С жутким грохотом страшила врывается в домик. Выронив «Зиппо», я зажимаю уши, падаю на пол и сворачиваюсь калачиком – не хочу! Не хочу!
Я слышу два выстрела и… крик Дина!
Сбывающийся наяву кошмар потрясает меня до глубины души. Я знаю, я уверен, что когти разодрали брата в кровавые клочья. И теперь страшила доберётся до меня и убьёт поцелуем в лоб. Я знаю, так и будет!
Гнев оказывается сильнее страха. Я торопливо нашариваю на полу баллончик и зажигалку, набираю полную грудь воздуха прежде чем распахнуть дверь.

Чудище из моего сна склонилось над распростёртым Дином. Тот не шевелится, глаза закрыты, на лице ссадины, рот разбит, а тварь ведёт чёрным когтем по рубашке от горла вниз, словно примериваясь.
— Эй, урод! – кричу я тонким, каким-то девчачьим голосом. – Отвали от моего брата!
Страшила поднимает голову, и я вижу, что заставило Дина кричать.
Сверхъестественная харя, омерзительная живая маска с разинутой пастью и извивающимися тенями вместо глаз. Оно высасывает весь воздух вокруг меня, я задыхаюсь.
Уже не думая ни о чём, я поджигаю факел. Чудовище вспыхивает, испуская знакомый визжащий вопль. Оно кидается на меня. Увернувшись, я кидаюсь к Дину, у которого горит рукав. Я бросаюсь на огонь всем телом, больше тушить нечем.
Я захлёбываюсь плачем.
Мы не собираемся сдаваться мерзкой твари.
Мы лучше сгорим, как мама.

Выстрел из дробовика – лучший из звуков, что я когда-либо слышал.
Затем второй.
И странный шипящий треск, похожий на электрический разряд.
Возбуждённые возгласы.
Кто-то отрывает меня от брата.
— Нет! – рыдаю я. – Нет! Не отдам!
— Сэм! – я наконец узнаю голос отца и умолкаю. Узнаю его сильные руки и объятие. И прижимаюсь мокрым лицом к его бороде.
— Оно исчезло, сынок. Вас никто не тронет.
— Джон, ступай. Я понесу Дина.
Пастор Джим, понимаю я, изо всех сил прижимаясь к папе. Отец встаёт, держа меня на руках, выносит на прохладный ночной воздух. Он что-то говорит, но смысла слов я не улавливаю, меня успокаивает звук низкого, ровного голоса. Наконец-то папа здесь – этого достаточно.

[Alrami.]

В домике Джима папа усаживает меня на стул и снимает одежду; свитер и штаны местами прогорели. Ожогов нет, но кожа покраснела, будто от лишнего загорания. Меня до сих пор потрясывает.
— Теперь всё будет хорошо, Сэмми. Слышишь? Ты слышишь?
Я киваю, глядя, как Джим укладывает Дина на кушетку.
— Он поправится?
Отец оглянулся.
— С ним всё будет в порядке.
— Обещаешь? – для меня важно, чтобы именно папа это сказал.
— Слово даю. Хочешь сесть рядом?
Я снова киваю. И папа, надев на меня рубашку Джима, переносит на диван. Присаживается передо мной на корточки.
— Я отойду на пару минут, Сэмми. Мне нужно забрать кое-какие вещи. Джим останется с вами.
— Папа… а страшила взаправду исчез?
Они обмениваются взглядами с мистером Мёрфи.
— Да, он действительно исчез. Вы, мальчики… – он качает головой, – вы отлично поработали. Вы сделали наше дело, чёрт побери!
Я смотрю на Дина. Синяки и ссадины выделяются на бледной коже так ярко, будто нарисованы краской. Джим вытирает кровь с его рта.
Папа уходит, и я тихонько признаюсь:
— Я поджёг чудище…
Когда Джим улыбается, никто не признает в нём сурового охотника – он становится просто добрым деревенским священником.
— Ты спас жизнь брату, Сэм.
— Он тоже загорелся.
— Ты успел потушить огонь. У него нестрашные ожоги.

Я смотрю, как дышит Дин, как поднимается и опускается его грудь. Я очень хочу, чтобы он открыл глаза и выговорил за мою промашку. Пусть даже назовёт слабаком за тот постыдный рёв. Только бы очнулся и услышал моё «прости».
— Как ты, Сэм?
Пастор Джим всегда называл так. Мне нравится – звучит по-взрослому.
— Нормально. Холодно немного.
Джим, словно волшебник, достаёт плед неизвестно откуда и укутывает меня.
— Ребятки, вы сегодня поступили героически.
Я с благоговением наблюдаю, как он гладит Дина по коротким светлым волосам. Как будто мой брат был… особенным и драгоценным.
— Вы крутая команда.
— Ну… – я смущённо пожимаю плечами, – папа занимается с нами.
— Он не допустит, чтобы с тобой случилось неладное. – Джим ещё раз проводит ладонью по голове Дина и тянется к аптечке. Я так и не понимаю, кого Мёрфи имеет в виду – папу или Дина.

Джим разрезает кривыми ножницами ошмётки рубахи, обнажая багровую, покрытую волдырями руку. Я зря беспокоюсь – он не причиняет Дину больших мучений обрабатывая ожоги, он крайне осторожен. Едва раздаётся тихий стон или просто сбивается дыхание, Джим пережидает минуту и ускоряет движения, если Дин не просыпается.

Возвращается папа, и Мёрфи уступает ему место возле кушетки. По сравнению с пастором отец грубоват и бесцеремонен. В нетерпении он будит Дина, чтобы расспросить о страшиле.
Я оглядываюсь на Джима, стоящего в стороне, и вижу глубокую печаль и одиночество в его глазах.

* * *

Сальвейшен, Айова, 2005 год

— Принёс?
Я стою рядом с папой, Дин идёт к нам. Сегодня всё иное – воздух холоден, как зимой, цвета слишком отчётливые, без оттенков, ветер бритвенно резок.
Дин вынимает из-за пазухи бумажный свёрток и, помедлив несколько мгновений, протягивает отцу.
— Ты же знаешь, что это ловушка? Именно потому Мэг хочет, чтобы ты приехал один.
У меня пересыхает во рту, но я стараюсь выглядеть таким же сдержанным, как Дин.
— Я справлюсь, – уверенно отвечает отец. – Оружия полный багажник, святая вода, мандрагора, амулеты…
— Папа! – прерывает Дин. От невыразимой горькой безнадёжности в его голосе щемит сердце. – Обещай мне.
Отец хмурится.
— Что именно?
— Если самая малость пойдёт не так – беги! Беги оттуда! Ты нам нужен живым.
— О том же прошу и вас, – неожиданно мягко говорит папа. И меняет тон на командирский: – А теперь слушайте внимательно. – Он вынимает из кармана куртки настоящий кольт. – Для этого револьвера изготовлены специальные пули, без них он бесполезен. Осталось всего четыре, так что попусту не стреляйте.
— Так точно, сэр, – отвечаю я.
Дин молчит и неотрывно смотрит на отца. А папа глядит на нас с печальной улыбкой.
— Я так долго ждал этой битвы… А участвовать в ней не суждено. Теперь всё зависит от вас, мальчики – сражение стало вашим. И вы закончите то, что я начал.

У меня перехватывает горло, я не в силах произнести ни слова. Но должен что-то сказать, несмотря на охвативший меня холод предчувствия – папа не вернётся…
Мне вдруг снова стало десять лет и нестерпимо захотелось прижаться щекой к его бороде, чтобы он обнял меня, как маленького. Чтобы сказал, всё будет хорошо.
Всё и будет хорошо! К чёрту предчувствия.
— Скоро увидимся, папа, – заверяю я.
— Увидимся. – Отец кивает и садится в свой пикап. Он отъезжает, даже не оглянувшись.
— До скорого… – шепчет Дин. По его дрогнувшему голосу я понимаю – он тоже почувствовал потусторонний холод.

Поворачиваюсь, чтобы произнести нечто бодрое и позитивное, но Дин уже бредёт к «импале». Кольт оттягивает карман куртки.
Я жду, что в любой момент он обернётся, одарит своей дерзкой яркой усмешкой: «Выше нос, мелкий! Сукин сын слаб в коленках против нас». Но Дин теряет равновесие и опирается на капот.
Я в полной растерянности. Я всегда считал брата самым сильным человеком из тех, кого знал, единственным, кого ничто не сломит. А сейчас он рассыпáлся на глазах.

Так случается, что мы не видим многого в тех, кого, казалось бы, знаем до последней косточки.
Я всю жизнь наблюдал за ним. Смотрел, слушал, впитывал… Но не смог увидеть глубокую трещину в его душе, которая превратилась в разлом. Хотя обязан был почувствовать!
Но у жизни нет зеркал заднего вида. И если мы оглядываемся в стремлении разглядеть упущенное и как-то исправить, то чаще всего просто превращаемся в соляной столб.
И всё равно я должен попытаться.

— Дин…
— Да, Сэмми? – голос чуть слышен. Но он откликнулся мне. Как всегда.
— С нами всё будет в порядке. – Хотя я стараюсь изобразить уверенность, это звучит как вопрос.
Дин просто кивает и поднимает крышку багажника. Наверное, собирается положить туда кольт.
Но к моему изумлению он снимает с крючка ловец снов. Индейский амулет, сделанный Джимом Мёрфи давным давно для маленького Дина. Когда брата мучили кошмары куда хуже моих.
— Дин?
— Демон убил его, Сэм.
От гнева и горечи, звенящих в негромком голосе, у меня мурашки бегут по коже.
— Знаю…
— Из-за нас. – Дин перебирает бусины на паутине, как чётки. – Джим был… одним из лучших. Понимаешь?
Я понимаю, он имеет в виду не только охотников.
— Такого больше не будет… никогда…
Я могу поклясться, что слышу еле сдерживаемые слёзы. Мне становится жутко. Дин никогда не плачет. В последний раз он был в похожем состоянии в Чикаго. Он признался, что мечтает восстановить нашу семью, а я сказал ему «нет».
— Он сказал, что мы можем возвращаться к нему в любое время. Как домой. Что его двери всегда открыты для неприкаянных, всех, кто потерялся или заблудился.
Дин заходится в кашле и судорожно сглатывает. Как будто вся боль свернулась в ком, перекрыла ему горло, и он заставил её отступить.
Когда он поднимает глаза, я вижу в них только яростную решимость.
— Демон больше никого не убьёт.
Взгляд ошеломляет меня – я с трудом подавляю желание отступить на шаг.
— Я больше никого не потеряю.
«Нет. Ещё одна утрата…»
— Да, так и будет.

Дин кладёт ловец снов в карман и, захлопнув багажник, идёт к водительской дверце.
Я замечаю странное: амулет из кусочка кожи, бечёвки и нескольких бусин, казалось, уравновешивает револьвер в другом кармане. Дин держится прямо, с гордо вскинутой головой.

Я направляюсь к своему месту.
Нужно делать дело.


________________________________________

Примечание автора: кому интересно, могут прочитать историю о ловце снов, которого сделал Джим для Дина, в моём фанфике «Не слышу зла».

[galiandra]

Alrami., так это весь текст? На фикбук идти уже не надо?

[Alrami.]

galiandra, да, всё. Одолела.

[Tanhay]

Спасибо. Здорово! Все же охоты без ангелов были лучше. Куски с одиночной охотой Дина и знакомство Винчестеров с Джимом, детское воспоминание Сэма очень интересные. Прро пастора просто упоминали в сериале, а здесь он стал живым другом и прекрасным человеком. Спасибо.

[Tanhay]

А где " не слышу зла"?

[Alrami.]

Tanhay, вы совершенно правы: даже второстепенные персонажи первых сезонов были настоящими произведениями искусства - живыми и незабываемыми.
В шапке есть ссылка на перевод "Не слышу зла".

[Tanhay]

Этот читала, но про ловца снов не помню, надо перечитать.

[galiandra]

Какой тяжелый текст. Прямо плакать хочется, особенно в первой части, когда Дин вспоминает Сэма. Как же ему одиноко. Спасибо за перевод, жаль этого не показали в сериале, а можно было бы сделать акцент на одиночных охотах Дина

[Alrami.]

galiandra, вы правы: история тяжёлая. Как же много всего им пришлось переживать...
Спасибо вам, что читаете.